Крымская весна. Не будет преувеличением сказать, что это словосочетание и события, которые за ним стоят, теперь известны на весь мир. Они относятся к новейшей истории нашей страны и ещё долго будут осмысляться и переосмысляться как в России, так и за её пределами. Когда вспоминают о Крымской весне, то речь в первую очередь идёт о референдуме. О тех важнейших событиях ещё долго будут говорить и писать, но Крымская весна пришла намного раньше марта 2014 года. Её судьба была решена в феврале, и очень важную роль в этом сыграла Русская община Крыма и один из её лидеров – ныне и. о. главы Администрации города Феодосии Дмитрий Ачкасов. В преддверии второй годовщины Крымской весны он рассказал о феврале 2014 года – как очевидец и участник тех событий.

 

 

Необходимо сразу отметить, что жители Крыма не поддерживали событий, происходивших на Майдане в Киеве. В Украине существовала действующая власть, и хотя у нас было своё отношение к Януковичу, любое насильственное свержение власти для нас было неприемлемо. Кроме того, мы понимали, что происходящее – это инициатива не внутри государства, а скорее проамериканских сил, которые таким образом пытались добиться поставленных целей. Для нас, крымчан, это было неприемлемо.

Без всякой помощи извне, по нашей личной инициативе здесь, в Феодосии, на улице Вити Коробкова, появился штаб. Он действовал на основе двух организаций – Русской общины Крыма и партии «Русское единство». Днём и ночью там шла работа, проходила акция «Я за таможенный союз», печатались листовки, призывающие людей объединяться и критически относиться к поступавшей информации. Средства массовой информации были просто зомбированы – другого слова не подберёшь – под ту навязчивую и чуждую идеологию, которую нам пытались навязать: евроинтеграция и так далее. Люди не получали реальной информации о том, что происходило в Киеве. Из Крыма и в частности, – из Феодосии неоднократно направлялись автобусы в поддержку действующей власти в Киеве. Точнее, – в противовес насильственному её свержению. Мы на себя взяли задачу донести до людей правдивую информацию о том, что происходило в Киеве. Мы проводили встречи, в маленьком помещении собиралось по 20-30 человек. Открывались двери на улицу, там стояли толпы людей. И конечно проводились акции, направленные на поддержку всего русского, в данном случае – за таможенный союз.

Всё время, пока Крым был в составе Украины, велась насильственная украинизация, навязывались чуждые нам ценности и взгляды, украинский языка и культура. Но даже после двадцати лет мы всё равно оставались русскими людьми на своей русской земле. И все двадцать лет Русская община говорила о том, что Россия и Крым едины.  

Сейчас о событиях Крымской весны говорить легко, но в тот момент все, кто шли против революции на Майдане, автоматически становились врагами государства. Когда мы собирали людей на мероприятия и садили их в автобусы, обязательно подходил сотрудник СБУ и говорил: «Что вы творите? Вы подумали о том, что будет с вами завтра?» Тем не менее, те люди, которых теперь можно назвать активистами Крымской весны, верили в свою правоту и не думали о том, что будет завтра. Возможно, нас накажут. Наши собрания постоянно снимали – без всякого стеснения, с видеокамерой. Но мы продолжали говорить о том, что рано или поздно Крым будет российским. Понятно, что мы не знали, как можно это осуществить, думали о разных механизмах и вариантах. Но то, что произошло в 2014 году, – мы об этом и мечтать не могли.

 

К февралю 2014 года сложилось четкое понимание того, что негодование, которое накопилось у жителей Крыма, кто-то должен возглавить. От выборов к выборам любая партийная структура в Крыму понимала: политическое будущее стоит только на платформе дружбы с Россией, таможенных союзов и так далее. Шли выборы, люди верили лидирующим партиям с их обещаниями о сотрудничестве с Россией. Но вот выборы проходили, и эти партии ровно на 100% отказывались от своих взглядов. Поэтому нам с ними было не по пути. Мы, Русская община Феодосии и партия «Русское единство», неизменно говорили одно: мы с Россией, мы за Таможенный союз, никаких других взглядов мы не воспринимаем.

В феврале уже была насильственно свергнута власть, и мы решили создать свой оплот, своё народное ополчение, чтобы защищать свой Крым самостоятельно. 23 февраля со всего Крыма мы обязаны были привезти людей (в первую очередь мужское население) для регистрации в отрядах народного ополчения. За всё время, пока мы вели активную деятельность по защите наших законных интересов, на нашей страничке в «Одноклассниках» зарегистрировалось 250-260 людей, готовых к активным действиям. То есть было всего около 300 человек, готовых к активным действиям – из примерно 101 тысячи, которые составляют население Феодосии. Это в первую очередь мужское население, готовое активно – вплоть до применения физической силы – отстаивать свои законные интересы. По сути, готовое воевать.

На тот момент было уже понятно, что общество разделилось на тех, кто реально готов активно отстаивать свои права, на тех, кто был склонен выждать, и тех, кто был категорически против. В Крыму тех, кто был категорически против, – единицы. А тех, кто вроде как готов разделять нашу позицию, но хочет постоять в сторонке, – их было большинство. Подавляющее большинство. Были и те, кто говорил, что в силу разных причин они не готовы к активным действиям, но тем не менее эти люди вносили денежные средства, помогали с теми же автобусами и листовками.

И вот 23 февраля мы собираемся ехать в Симферополь, стоит три автобуса, два в запасе… Я был в шоке: оказалось, что мы не можем набрать даже одного полного автобуса! Накануне вечером подтверждение дали порядка 300 человек. А утром у них отключен телефон… Был такой случай: я настойчиво звоню человеку, он не отвечает. Через несколько часов перезванивает его жена и практически кричит в трубку: «Вы куда моего мужа забираете? Не отпущу! Мне труп не нужен!» Многие в итоге оказались, так сказать, диванными борцами за справедливость. В итоге мы собрали порядка 150 человек.

В основном это были мужчины. Но было и такое: говорим одной девушке, что у нас только мужчины. А она в ответ: «Да я покрепче любого мужика!». А другая говорит: «Я медсестрой буду, как это мы без вас, я поеду с вами». То есть были и активные женщины, которые сказали: «Нет, мы едем, мы понимаем всё, что может быть, но, тем не менее, мы тоже вам нужны».  

 

Когда мы приехали в Симферополь и увидели, что там собрались тысячи людей, наш дух окреп. Со всех городов, поселков, районов Крыма люди съезжались к зданию Государственного совета Крыма – тогда ещё Верховного Совета. Там проходила регистрация отрядов народного ополчения, люди разбивались на солдат, старших и ротных, обменивались средствами связи – не только мобильными телефонами, ведь все понимали, что их могли отключить. Было много звонков на мобильные телефоны с угрозами: спецслужбы достаточно массированно отрабатывали людей, из которых формировалось народное ополчение. Впоследствии за каждым из тех 150 людей приходили ещё десятки.

Были тут и горячие головы, которые предлагали что-то тут жечь и захватывать, неоднократно выходили на меня, призывали к активным действиям. Но мне чётко говорили из центра: до добра это не доведёт. Нужно было определить конкретно, что и как мы делаем. А если мы будем «махновщину» разводить, то это приведёт к человеческим жертвам. Основным посылом было, конечно, этих жертв избежать. И те предложения горячих голов, которые говорили о каких-то активных точечных действиях, лично мной не поддерживались.

 

27 февраля над зданиями Государственного Совета и Совета Министров были подняты российские флаги – на тот момент мы даже не знали, кто их поднял. Но уже было понятно, что отстоять свой Крым мы наверняка сможем. Впоследствии анализируя события и то, что происходило на востоке Украины, я могу с уверенностью сказать: нас могли просто уничтожить. Мы не понимали масштаба событий, которые происходили в Украине. Нас бы просто стёрли с лица земли, причём в первую очередь.

Перед референдумом все встали под флаги «Русского единства». Все уже понимали, что у Крыма будущее только с Россией, и отказавшись от своих политических претензий, люди шли под флагом «Русского единства». На тот момент мы ничего не знали о поддержке России, мы могли только мечтать о ней. Рассчитывали исключительно на свои силы и средства, на своё понимание того, что происходит. Исходя только из собственных ресурсов, мы делали всё возможное для себя, для жителей, для тех, кто нас поддерживал. А потом всё это переросло в проведение референдума.