– Странная штука – человеческая память. Казалось, никогда не вытеснить из русского сознания память о Великой Отечественной войне: потери в каждой семье. Немыслимое, небывалое в ис­тории противоборство, ставкой в котором было будущее всего человечества. По сути, русский народ изменил ход истории. А в итоге не прошло и нескольких десятилетий, и в головах многих наших соотечественников либо сумятица, либо полное безразличие к Великой Победе. «Кому она была нужна, победа такой ценой?» – подобное, увы, при­ходилось не раз слышать...

– Победу у нас отняли не тогда, когда вопре­ки здравому смыслу на Съездах народных де­путатов стали представлять свою страну аг­рессором, и даже не тогда, когда из-за границы хлынул поток сомнительной литературы о вой­не вроде «Ледокола» Резуна-Суворова. Всё это легло на подготовленную почву. В СССР ни одна монография о войне, ни одна статья не могла выйти без разрешения Главного полити­ческого управления Советской армии и Воен­но-Морского флота. А эти люди заменили реальную историю войны официозом. Многое из того, что было написано о великом по­д­виге советского народа, писалось безлико. А фальшь с Малой Землёй просто добила эту те­му. Хотя если в нашем поколении сорокалет­них ещё сохранились какие-то здоровые начала, то именно благодаря тому, что воспитыва­лись мы теми, кто эту войну пережил.

– Неужели несколько опубликованных и тенденциозно растиражированных в СМИ цифр смогли в одночасье изменить отношение рус­ских к своей Победе.

– Да, цифры впечатляли. Перед началом вой­ны самолётов и танков у нашей армии действи­тельно насчитывалось больше, чем у немцев, но мы были разгромлены и понесли ко­лоссальные потери. Особенно потрясало коли­чество сбитых немецкими асами наших самолё­тов. Их лётчики-истребители буквально ворва­лись на страницы российских газет в 90-е, а по­том на прилавках магазинов появились и книги. С фотографий на нас смотрели белокурые кра­савцы, супермены. Они сбили: Хартман – 352, Баркхорн –301, Ралль –275 самолётов. И пошло-поехало... Показалось, что наши трижды Герои Покрышкин и Кожедуб, сбившие 59 и 62 самолё­та, – бледная тень перед немцами. Чего стоят тогда наши лётчики, раз такая разница в числе сбитых самолётов? – заговорили тогда вокруг.

– Понятно, что если бы мы были слабее нем­цев, в том числе наши лётчики, мы войну не выиграли бы. Но почему всё же немцы так много наших сбивали?

– У них асу давалось право свободной охоты. Им отводилась полоса дейст­вий и ставилась задача – сколько нужно делать вылетов в день. В остальном –полная свобода. В наших же штабах поначалу расписывали дос­конально всё, вплоть до того, по какому летать маршруту. У нас «свободная охота» стала при­меняться с 1942 года. Но, как правило, наши лётчики были скованы заданиями по прикрытию своих войск, штурмовиков или бомбардировщиков, да и не было у нас таких постоянных групп охотников.

– Но каким же образом удалось сломать эту страшную военную машину?

– У люфтваффе были свои слабости. С одной стороны, немецкие асы наносили нам огромный урон, а с другой, у них это превращалось в азартное соревнование по числу одержанных побед. Один из немецких авторов пишет, что асы вели себя и на земле, и в небе подобно оперным примадоннам. Каждый заботился только о собственном имидже.

– А насколько отлична была тактика нашего Покрышкина в небе от тактики лучшего немец­кого аса Хартмана?

– Хартман избегал манёвренного боя. Он старался ударить из засады, из-за облаков с вы­соты, а потом мгновенно исчезнуть. Причём всегда стремился сбить слабейшего. Он сам об этом откровенно говорил, так как считал, что в результате такой атаки противник нёс больший материальный и психологический урон. А цель Покрышкина – это все­гда сильнейший противник: командир немецкой группы бомбардировщиков или лётчик-ас груп­пы истребителей. Александр Иванович опреде­лял лидера и атаковал его. В 1941-1942 годах это была зачастую единственная возможность выиграть бой, потому что в этом случае немцы теряли управление и уходили. Большинством сбитых им самолётов управляли сильнейшие немецкие асы. Разница между ними была и чис­то психологическая. Хартман, когда его в 1945 году взяли в клещи американские «мустанги» и он понял, что уйти от них невозможно, оставил свой самолёт и выбросился с парашютом. Представить, что так мог поступить Покрышкин, –просто невозможно! В этой ситуации он обя­зательно принял бы бой.

При этом немецкая система подтверждения сбитых самолётов рушится при мало-мальском внима­нии к данному вопросу. Англичане давно писали об этом в своих исследованиях. Хвастовство, или, как сейчас выражаются, «пиар» был весьма свой­ственен немцам. И что любопытно, чем тяжелее была для них обстановка в воздухе в 1944-1945 годах, тем больше побед появлялось на их счету. Это достижение пропаганды Геббельса, которая, увы, побеждает до сих пор... В одной из мемуарных книг есть свидетельство о том, как немцы считали свои победы. Геринг докла­дывает о сбитых самолётах в битве за Англию в 1940 году. Если верить Герингу, то его асы сбили английских самолётов на 100 больше, чем их во­обще было в реальности.

В этом суть психологии немецких вояк. Что бы ни происходило на фронтах, немцы на словах всё равно были сильнее своих противников. Как они называли своё катастрофическое отступле­ние 1944-1945 годов? «Победоносными оборо­нительными боями»! Сталинским пропагандис­там такое и в голову бы не пришло в 1941 году.

Или в книге о Хартмане пишется, что русские называли его «Чёрным дьяволом юга». Но выяс­няется, что наши лётчики, к сожалению, не зна­ли фамилий немецких асов. Зато знаменитое: «Ахтунг, ахтунг – в небе Покрышкин» – свиде­тельствует о том, что немецкие наземные служ­бы и разведка работали прекрасно. Покрышкин, а позднее и лётчики его дивизии, только подни­мались в воздух, а немецких асов уже преду­преждали, с кем им придётся иметь дело.

Остались ещё очевидцы, которые слышали по рациям это предупреждение. Я у них спраши­вал: в какой тональности это звучало? Ответ: истерически, это была настоящая паника! Хартман, когда вернулся из плена, сказал – все ждут от меня ненависти к русским, но я отделяю НКВД от русского народа. И ещё сказал о заслу­женной славе Покрышкина.

– К слову, есть и более информированные люди, которые признали, что русские сильнее немцев. Гитлер, а никто иной, заявил в конце марта 1945 года, что немцы оказались более слабыми, а будущее принадлежит народу с Востока. Слово «русским» он, наверное, не смог выговорить. И Гитлер не морочил никому голову нашим численным преимуществом и суровой зимой, как сделали потом свои домо­рощенные историки...

– Можно много говорить о храбрости русских, о их воле к победе, но я думаю, стоит сказать и о интеллекте наших солдат, офицеров и воена­чальников. До конца 30-х годов кадровая Красная Армия была невелика. Грамотных, хорошо подго­товленных офицеров много быть не могло. Отку­да им взяться после истребления русского офи­церства в Гражданской войне и после неё? Ис­правлять ошибки приходилось во время войны, во время отступления и разгрома наших войск. Покрышкин начал войну безвестным стар­шим лейтенантом. Но он быстро понял, что тактика советских истребительных ВВС порочна. Он сбивает немцев и всеми силами, пытаясь свои практические наработки преобразовать в теоретические разработки, чтобы они стали до­ступны для других лётчиков. Своими горячими спорами на эту тему он так «достал» не летавше­го на боевые задания командира полка, что в ре­зультате был исключён из партии и едва не рас­стрелян. Но всё-таки он реализовал задуманное, наладив подготовку лётчиков своей эскадрилии по собственной системе.

Уникальность Покрышкина в том, что в его личности соединились самые разные ипостаси. Он прошёл всю войну как боец переднего края и одновременно заявил о себе и как прекрасный военачальник. Покрышкин был тонким аналити­ком и обладал способностью ясно излагать свои мысли. Как вспоминают наши лётчики-штурмовики, после появления Покрышкина в воздухе «небо становилось чище». В некоторых схват­ках он сбивал по три-четыре самолёта. В тяже­лейших боях наши асы захватили господство в воздухе и потом уже всё время наращивали своё преимущество.

Наступает момент истины. Появля­ется интереснейшая литература о войне, приоткрываются архивы. Рано или поздно мы возвращаемся к осознанию масштабов той войны, к исторической грандиозности факта нашей Победы.

Беседу вёл Александр Самоваров «ЛГ».

В документальном сборни­ке «Застольные разговоры Гитле­ра» есть интересный эпизод: просматривая за обедом трофей­ную хронику, фюрер стал свиде­телем того, как перед решающим контрнаступлением под Москвой советские войска получали бла­гословение священников. Союз красноармейцев и священнослу­жителей стал для Гитлера откро­вением. С начала войны в СССР были вновь открыты 20 тысяч храмов и сотни священников воз­вращены из ссылок и лагерей.

В 1941 году, когда немцы рва­лись к Москве, православные всего мира молились о спасении нашей страны. Делал это в далеком Ливане и митрополит Гор Ливанских Илия. Он спустился в каменное подземелье, где без сна и пищи молился иконе Божий Матери. Через трое суток бдения ему явилась Царица Небесная и объявила: «По всей России должны быть открыты храмы, монастыри и духовные акаде­мии. Священников нужно возвратить с фронтов и из тюрем. Сейчас готовится к сдаче Ленинград – делать этого нельзя. Пусть вынесут чудотворную икону Казанской Бо­жьей Матери и обнесут ее крестным ходом вокруг города. Затем она должна быть в Сталинграде, кото­рый тоже нельзя отдавать врагу. Ес­ли все это будет исполнено – Рос­сия не погибнет».

По каналам Красного Креста ми­трополит Илия связался с советским правительством. Шел декабрь 1941 года. Ленинград готовили к длительной осаде. В этой ситуации Сталин вызвал к себе митрополита Ленинград­ского Алексия и поручил исполнить все, что пе­редал митрополит Илия.

Из Владимирского собора выне­сли Казанскую икону Божьей Мате­ри и обошли с ней крестным ходом вокруг Ленинграда. В десяти храмах города начались регулярные богослужения. В одном из городских му­зеев хранится расписание служб де­кабря 1941 года в Николо-Богояв­ленском соборе, где заполнены гра­фы каждого дня. Фотографии тех лет запечатлели столпотво­рение внутри собора и у его входа. По рас­сказам очевидцев, народ не расхо­дился даже во время бомбежек. Враг так и не переступил черты, прове­денной крестным ходом вокруг оса­жденного города.

Затем Казанскую икону пере­везли в Сталинград, где она по­быва­ла на самых трудных участках фронта. Решающая битва, как вспо­минали потом фронтовики, нача­лась только после молебна перед чудотворной иконой. Победа под Сталинградом стала корен­ным переломом во всей Второй ми­ровой войне. Примечательно, что среди руин Сталинграда уцелевшим осталось одно-единственное здание – церковь в честь Казанской иконы Божьей Матери.

Вместе с армией икона продол­жала свой путь на Запад. О тво­ри­мых ею чудесах сохранилось немало воспоминаний. Вот одно из них – рассказ офицера, штурмовавшего в 1945 году город Кенигсберг: «Наши войска совсем выдохлись, мы могли потерпеть страшное поражение. Вдруг видим, приехал командующий фронтом и с ними священник с иконой. Многие стали шутить: «Вот по­­па привезли, сей­час он нам поможет...». Но коман­дующий быстро прекратил шутки. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой – прямо в сторону огня. Стрельба с немец­кой стороны резко прекратилась, словно оборвалась...».

С начала войны в СССР были вновь открыты 20 тысяч храмов и сотни священников воз­вращены из ссылок и лагерей. В октябре 1943 года впервые в ис­тории Советского Союза 12 священ­нослужителям были вручены высо­кие правительственные награды. В том же году в стране было восстанов­лено патриаршество. А во время Па­рада Победы 1945 года на Красной площади на гостевых трибунах Мав­золея стояли иерархи Русской право­славной церкви.

В октябре 1947 года Сталин при­гласил митрополита Илию в СССР. Сохранились уникальные кадры ки­нохроники пребывания владыки на российской земле. Митрополита Илию наградили Сталинской премией, но деньги он пожертвовал на благот­во­ри­тель­ность.

Сейчас икона Казанской Божьей Матери сейчас находится в Казанском кафедральном соборе Санкт-Петер­бурга.

Мария Март, Москва